|
На первое отделение в консерваторию я опоздала. Сидя на диванчике в фойе, я обратила внимание на двух, тоже опоздавших женщин, которые медленно прохаживались по коридору. Одна — высокая, стройная. Ее красивое лицо с левой стороны было изуродовано глубоким шрамом. Вторая была небольшого роста, беременна и, тяжело опираясь на руку подруги, шла, осторожно ступая маленькими ножками в лакированных лодочках. Маленького роста, очень женственная, она чем-то была похожа на жену Андрея Болконского из «Войны и мира». Такая же приподнятая верхняя губа и кроткий, вопросительный взгляд. В антракте я нашла свое место и села, все думая об этих женщинах. Мне казалось, что я их знаю. Началось второе отделение концерта, и седьмая симфония Шостаковича помогла моей памяти.., и две женщины, помолодевшие на десять лет, улыбнулись мне знакомой улыбкой. Только тогда они были в пилотках. Солдатские ремни перетянули девичьи талии. Только тогда их было трое... «три сестры» — как их звали в полку... ...В 1943 году с концертной бригадой Художественного театра мы приехали в часть, стоявшую под городом Яссы. Палатки, в которые нас поместили, стояли в цветущем вишневом саду, и, конечно, сразу вспомнился Антон Павлович, его «Вишневый сад», Аня, Гаев... И мы решили устроить в этом саду утренний концерт, посвященный Антону Павловичу Чехову. После этого концерта к нам пришли «три сестры» — Маша, Ирина и Ольга — только не Прозоровы... «Мы временно в столовой работаем,— объяснили они,— на аэродроме. Это далеко отсюда. Начальник нас никак на концерт не отпускает, мы вырвались на часик к вам, хоть платья ваши посмотреть, так давно штатского платья не видели, прямо забыли, какие они есть!» Старшей, Ирине, было двадцать три года. Она воспитанница детского дома в Ленинграде. Ольга, как и Ольга чеховская, — учительница. Эта рыженькая девушка недавно была ранена осколком в левую часть лица — глаз спасли, а щека осталась сильно изуродованной. Она из Бреста, где от первых налетов погибли все ее близкие. У младшей, Маши, были брови домиком и веселые детские глаза. Подружившись с Ириной и Ольгой, она немедленно написала своим родным в Москву, что после войны вернется домой с двумя сестричками. И девушки уже получили от стариков торжественное приглашение. — А знаете, какие мои родители вредные, — болтала Маша, — они уже им письма пишут и жалуются на меня, что я мало пишу. — А скажите, пожалуйста, как на сцене настоящими слезами плачут, луковицу к глазам незаметно подносят, да? — Она у нас артисткой мечтает быть,— сказала Ирина,— только она не сможет, она очень смешливая... — А когда после войны мы разыщем вас, вы нас вспомните? — Конечно, вспомним. Да мы после войны не раз с вами встретимся, и обязательно вас на «Три сестры» пригласим... — Так все говорят на войне: встретимся, встретимся... — задумчиво сказала Ирина. — А может, и вправду встретимся... Вечером мы просили генерала отпустить девушек с аэродрома на концерт, но он сказал, что это невозможно, так как утром аэродром переезжает на новое место. А утром солдат принес нам завернутый в марлю букет полевых цветов и записку. Она цела у меня до сих пор: «Дорогие артистки! Нам так и не удалось посмотреть ваш концерт, но зато мы познакомились с вами лично. Вам не понять, что значит для военных посидеть вечерок со штатскими. А мы так хорошо у вас посидели... Мы этот вечер никогда не забудем. С фронтовым приветом...» Это было на подступах к Яссам. При нас началось новое стремительное наступление. Мы едва поспевали за своими зрителями. А через месяц, когда мы возвращались в Москву опять через Яссы, что-то испортилось в машине. Дожидаясь, пока водитель исправит повреждение, мы вышли поразмяться и увидели у дороги небольшой холм, у изголовья был вбит столбик с красной фанерной звездочкой и с надписью: «Младший сержант Ирина Васильева». Концерт кончился, и в раздевалке я лицом к лицу столкнулась с фронтовыми подругами. — Мы думали, вы нас не узнали... — Сначала не узнала, а когда села, вспомнила... — А Олечка вышла замуж за моего брата, мы теперь настоящие родственницы. — Вам налево? Я вас провожу. Крепко взявшись под руки, мы шагаем по вечерней Москве, рассказывая друг другу о себе. Но я все время вспоминала слова Ирины: «Встретимся, встретимся, — а может, и вправду встретимся...» |
